Там, где тепло - Страница 72

Я так рисковать не стал и, как только хорошенько пропотел, закутался в простыню и поспешно выскочил из парилки. Еще не хватало, чтобы пластиковый контейнер с Л-13 от жары расплавился. Ну — или деформировался. Если приток наркотика в кровь скакнет, ничем хорошим для меня это точно не закончится. Да и париться на полный желудок нежелательно, если уж на то пошло. Лишняя нагрузка на сердце.

Забежав в душевую, отделанную все тем же голубоватым кафелем, я накинул простыню на крючок и крутанул кран с синей пластиковой вставкой. Ливанувшие сверху ледяные струи в один миг прогнали жар парной, освежив едва ли не лучше прыжка в сугроб, и уже через несколько секунд я открыл красный кран. Слегка согрелся и, полностью перекрыв воду, насухо вытерся одним из предусмотрительно развешанных в душевой полотенец.

Хватит на сегодня. Хорошего помаленьку.

Контрасты — это, конечно, замечательно, но надо и меру знать.

Обмотав простыню вокруг пояса, я вышел в комнату отдыха, и мимо меня немедленно промчался спешивший освежиться Напалм.

— Слабак, — показал он язык и захлопнул за собой дверь.

— Можно подумать, можно подумать! — Я подошел к столу и в один присест выдул остававшийся в стакане сидр. — Марин, налить тебе еще?

— Да! — отозвалась смотревшаяся в ручное зеркальце девушка, а отложив его на стол, обратила внимание на контейнер с Л-13. — Что это у тебя с рукой?

— Ерунда, — поморщился я, наклоняя банку над стаканом. — В медицинских целях прицепили.

— Тебе можно в баню вообще?

— Запрещать не запрещали, значит — можно.

— Ты аккуратней, — забеспокоилась Марина. — А то еще станет плохо.

— Кому станет плохо? — вышел из душевой Напалм, вытирая полотенцем блестящую лысину. — Пусть лучше станет хорошо!

— Мне уже хорошо, — улыбнулся я и вылил остатки сидра в кружку пироманта. — И с каждым глотком все лучше и лучше.

— Не увлекайся, — предупредил парень. — Завтра сложный день будет.

— Можно подумать, он сегодня простой был!

— Сегодня форс-мажор приключился, — вздохнул Напалм, — а завтра с самого утра и до позднего вечера в дороге мерзнуть придется.

— Ужас! — вздохнула Марина.

— Зато вечером в Северореченск прикатим, — пожал плечами пиромант, допил сидр и отошел к шкафу. — Ладно, я вас оставляю, мне выспаться надо. Если чем-нибудь непотребным надумаете заняться, главное, не шумите, а то Кирилл Ефимович и без того перевозбужденный.

— Перетопчется! — усмехнулась девушка. — Как захотим, так и будем непотребством заниматься! Хоть громко, хоть тихо!

— Я тебе, Евгений, уже начинаю завидовать, — заржал Напалм и ушел переодеваться в душевую.

— Наивный чукотский юноша, — только и вздохнул я. Марина улыбнулась и ничего говорить не стала. В несколько глотков она допила остававшийся в стакане сидр и прищурилась:

— Так, значит, точно уже в Северореченск перебираешься?

— Приходится, — снова вздохнул я.

— И почему так невесело?

— А нечему особо радоваться. Одни минусы пока в наличии.

— Например?

— Ты вот в Форте остаешься.

— Это комплимент? — улыбнулась Марина. — Ничего, если все выгорит, я в Северореченске буду частенько появляться.

— Выгорит что?

— Да так, одна схема, — не стала распространяться о делах рыжая и постучала по краешку стола: — Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

— Ну все, голубки, я вас оставляю. — Появившийся из душевой пиромант сменил сланцы на ботинки и подошел ко входной двери.

— Погоди! — удивился я. — Ты серьезно уходить собрался, что ли?

— Да у меня башка разболелась чего-то и в ушах гул. Опять же вставать завтра ни свет ни заря. — Напалм отодвинул задвижку и ухмыльнулся: — Ладно, закрывайтесь, а то еще помешает кто…

— Иди уже! — Девушка вытолкнула Напалма за дверь и лязгнула засовом. — Вот балабол!

— Хлебом не корми, дай языком почесать, — согласился я и заметил оставшийся на столе складной нож. — Забыл, раззява!

— Потом отдашь, — махнула рукой Марина и вдруг забеспокоилась: — Ты нормально себя чувствуешь?

— А что такое?

— У тебя в левом глазу сосуды полопались. Весь красный.

— Ну-ка…

Я взял со стола зеркальце и уставился на собственное отражение. С глазом и в самом деле творилось что-то неладное. Из-за полопавшихся сосудов он был уже даже не красным, а каким-то фиолетово-черным. Но, как ни странно, не болел. Что за дела?

Тут в дверь постучали, и встрепенувшаяся Марина пошла открывать.

— Напалм, наверное, вернулся, — предположила она, отодвигая засов.

А у меня будто язык к нёбу присох и ноги к полу приросли. Так и стоял как истукан, и лишь звон разлетевшегося при падении на кафель зеркальца разбил накатившее вдруг оцепенение. Но поздно — уже лязгнул засов.

Мать!

Самое противное в даре ясновидения — это когда ты все знаешь наперед, но изменить ничего не в состоянии. И переживаешь неприятности дважды: сначала в собственном воображении, а потом и наяву. Изощренней пытки в некоторых случаях и не придумаешь.

Вот и сейчас я прекрасно осознавал, что именно произойдет, стоит открыть дверь, но предотвратить грядущие события оказался неспособен. На несколько ударов зашедшегося в бешеном стуке сердца меня буквально разбил паралич, а потом взвизгнувшая Марина отлетела от двери, и ситуация окончательно вышла из-под контроля.

Вот ведь!

Марина еще только повалилась на кожаный диван, а ко мне уже метнулся втолкнувший ее в комнату крепкий парень в кожанке. Удар кулака со сбитыми костяшками и синей татуировкой я почувствовал за миг до того, как тот саданул в подбородок, но это никакой роли уже не играло: профессионально поставленный прямой в челюсть мог свалить с ног человека и покрепче.