И одновременно моя же рука начала вскидывать пистолет, ствол которого тянул вниз массивный самодельный глушитель. Миг спустя с хрустом вонзившийся в горло клинок вышвырнул сознание из тела, и рухнул на кафельный пол с засевшей в шее полосой заточенной стали уже кто-то другой, а я прыгнул к головорезу, повалившему на диван Марину.
Обернувшись, тот выставил перед собой широкий охотничий нож и взвыл, когда по волосатому запястью чиркнул осколок зеркала. Клинок тут же полетел под ноги, а продолжившая свое снизу вверх движение стекляшка полоснула бандита по шее, и в глаза мне немедленно ударила тугая струя алой крови.
Несколько следующих ударов пришлось нанести вслепую, а потом сквозь гул в ушах пробился отчаянный девичий крик. Я крутнулся на месте и совершенно неожиданно оказался распростертым на холодном кафеле. Рассеченная чуть ниже колена нога онемела, каждое движение сопровождала острая боль, а из-за последнего, судорожного рывка к пистолету и вовсе помутилось в глазах. Но все оказалось напрасно — пальцы выброшенной вперед руки впустую скользнули по заляпанной кровью кафельной плитке, лишь на миллиметры разминувшись с потертой рукоятью «Макарова». А в следующий миг в лицо уставился дульный срез кустарного глушителя, и голова будто взорвалась изнутри.
Я ослеп, оглох и онемел.
Перестал существовать.
Выпал из реальности.
И очнулся на диване.
Голова кружилась, неслабо штормило, и тем не менее я дышал и был жив. Что не могло не радовать. Чудом ведь смерти избежал. Окажись последний бандит чуть-чуть проворнее…
Кое-как поднявшись на ноги, я доковылял до стола и взял пистолет с расшатанным глушителем, который второго выстрела точно бы уже не пережил. Ну да неважно. В дело сгодился, звук чуток приглушил — и хорошо.
Опустившись на колени, пошарил под диваном и вытащил закатившуюся туда гильзу. Потом полотенцем вытер несколько пропущенных Мариной брызг крови, точно зная, где их искать, и завернул пистолет в изрядно перепачканную тряпку. Вышел в коридор, добрел до двери и зашвырнул сверток к забору.
Все, порядок. Теперь порядок…
Едва доковыляв обратно, запер за собой дверь и повалился на диван. Голова кружилась, перед глазами вспыхивали и гасли вызванные вовсе не ясновидением видения, и тащиться в номер не осталось никаких сил.
К тому же за столом уже сидел кто-то знакомый, через распахнутое настежь окно доносился шум прибоя, пахло дымом и ароматом доходящего на углях шашлыка. Нет, определенно остаюсь.
Напалм заколотил в дверь часов в пять утра, что было совершенно некстати — за ночь выспаться так и не удалось. Как на грех, стоило только задремать, как меня немедленно будил прорывавшийся в сознание наркотический бред. Я с кем-то говорил, спорил, просто смотрел в невесть откуда взявшееся окно, а потом вновь забывался беспокойным сном. Но ненадолго.
Открыв дверь почем зря крывшему меня матом Напалму, я вернулся к дивану и осторожно улегся на него, стараясь не растрясти раскалывавшуюся от боли голову. В затылок равномерными, четкими ударами забивали гвоздь-двадцатку, во рту нагадили кошки, подбородок нещадно ломило.
Это вчера в крови обезболивающего с избытком хватало, а сегодня все прелести загула налицо. Головная боль, дрожащие пальцы, губа опять-таки разбита. Еще и левый глаз толком не открывается.
— Ты чего спать не пришел? — прошелся по комнате, разглядывая обстановку Напалм.
— Не шмогла, — зажмурился я.
— Вставай уже!
— Времени сколько?
— Пять утра.
— Вроде в шесть выходить?
— А собираться?
— Черт с тобой, — перевернувшись на бок, я осторожно оторвал голову от валика и тихонько зашипел от боли. — Сильно видно, что мне вчера в рыло засветили?
— Губа немного припухла, а так порядок, — пригляделся пиромант. — Идем.
Я поднялся на ноги и деревянной походкой ожившего мертвеца зашагал вслед за парнем. Дверь запирать не стал, попросту оставив ключ в замке. Спина не гнулась, под лопатку будто вворачивали сверло, и будущее представлялось исключительно в мрачных тонах.
До Северореченска не доеду. Сто процентов. Точно по пути концы отдам. В страшных мучениях, и никак иначе.
— Чего ты еле тащишься? — обернулся остановившийся у бильярдного стола Напалм.
— Ты Маринку одну оставил? — Я заметил на заставленном грязной посудой столике бутылку, в которой на дне оставалось с палец коньяка, и немедленно вылил его в свою вчерашнюю рюмку.
— Она не спит уже, — ответил пиромант и всполошился: — Ты чего, блин?! Обалдел?
— Не баловства для, а поправки здоровья ради, — дыхнув в его сторону перегаром, выпил я коньяк и зашагал дальше. В голове вновь зашумело, но рвавшая ее на куски боль, как ни странно, слегка поутихла.
— Не увлекайся, — предупредил Напалм. — Нам ехать еще.
— Помню.
— Мало помнить.
— Забей. Скажи лучше, ничего необычного — ну, ты понимаешь, — повертел я в воздухе растопыренными пальцами, — не слышно?
— Тишина, — успокоил меня парень.
Несмотря на раннее утро, постояльцы гостиницы уже начали покидать свои номера, а из столовой тянуло запахом стряпни. Меня немедленно замутило, и не могу сказать, из-за чего больше: от вида похмельных физиономий торгового люда или от одной мысли о необходимости что-нибудь съесть.
— На завтрак пойдете? — спросил я у пироманта.
— Мы — да, — с вызовом заявил тот.
— Флаг вам в руки.
Зайдя в номер, я сразу повалился на неразобранную кровать и зажмурился. Как же мне плохо!